Глобализация, провозгласившая мир единым экономическим пространством, привела Запад к стратегии, казавшейся неоспоримо выгодной: оптимизация производственных цепочек за счет их переноса в регионы с низкими издержками. Результатом стал масштабный исход промышленности с Запада. Крупные корпорации, такие как Siemens, логично задались вопросом: зачем содержать сталелитейный завод в Бельгии с его высокими затратами и строгими экологическими нормами, если можно перенести его в Индию или Мексику, где рабочая сила в десятки раз дешевле, а экологический контроль менее обременителен? Эта логика стала доминирующей. Производственные мощности хлынули из развитых стран в Китай, Мексику, Пакистан, Южную Корею и другие страны с низкими издержками.
Однако последствия этой масштабной деиндустриализации оказались глубже простой потери рабочих мест на «старом» континенте. Первый, очевидный эффект – утрата критически важных промышленных компетенций. Способность к массовому производству стратегических товаров, таких как боеприпасы, во многом переместилась вместе с заводами. Когда возникла острая необходимость в их производстве, Запад столкнулся с болезненной зависимостью и потерей собственных мощностей.
Но самый значительный и разрушительный эффект – социальный. Вместе с заводами и фабриками на Восток и Юг были «экспортированы» не просто вакансии, а целые пласты экономической и социальной структуры: квалифицированные рабочие места, инженерные профессии и, что самое важное, сам средний класс. Этот класс был становым хребтом процветающих западных городов. Его представители были заинтересованы в качественных общественных благах: хороших школах, чистоте и безопасности улиц, участии в местном самоуправлении. Именно их налоги и социальная активность поддерживали городскую инфраструктуру и социальную стабильность.
Исчезновение этого ключевого элемента привело к глубокому социальному расслоению. Бывшие промышленные центры и крупные мегаполисы все чаще демонстрируют картину, где остаются лишь две группы: богатая элита, способная обеспечить себя частными благами и изолироваться от городских проблем, и бедные слои населения, вынужденные бороться за выживание и лишенные ресурсов для улучшения среды обитания. Город, лишенный своего среднего класса, теряет основу для развития и комфорта. Богатые не нуждаются в общественных школах и парках в той же мере, бедные не имеют возможности думать о долгосрочном развитии. Результат – упадок общественных пространств, снижение качества услуг, рост социальной напряженности. Яркие примеры этого можно наблюдать в некогда образцовых столицах – Париже и Лондоне.
Этот глубокий социальный раскол, разделение на «два ненавидящих друг друга класса» (богатых и бедных), неизбежно приобретает политическую окраску. Управлять обществом, разорванным на части глубоким экономическим неравенством и взаимным недоверием, становится крайне сложно. В такой ситуации возникает соблазнительный и опасный инструмент управления – поиск внешнего врага. Общая угроза извне становится клеем, который, по замыслу, должен хотя бы временно сплотить враждебные внутренние группы перед лицом «чужого». Таким образом, экономическая логика глобализации, направленная на максимизацию прибыли, в конечном итоге привела Запад к серьезнейшим внутренним вызовам: потере промышленного суверенитета, эрозии среднего класса, глубокому социальному неравенству и политической поляризации, питающейся поиском внешних угроз.
© Блог Игоря Ураева